Larissa Shmailo 4 Russian translations
Alexander Sergeyevich Pushkin
I loved you once, and this love still, it may be,
Is not extinguished fully in my soul;
But let’s no longer have this love dismay you:
To trouble you is not my wish at all.
I loved you once quite wordlessly, without hope,
Tortured shyness, jealous rage I bore.
I loved you once so gently and sincerely:
God grant another love you thus once more
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
I loved you once, and this love still, it may be,
Is not extinguished fully in my soul;
But let’s no longer have this love dismay you:
To trouble you is not my wish at all.
I loved you once quite wordlessly, without hope,
Tortured shyness, jealous rage I bore.
I loved you once so gently and sincerely:
God grant another love you thus once more
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
June 25, 1939
Arseny Tarkovsky
It's frightening to die, and such a shame to leave
This captivating riffraff that enchants me,
The stuff so dear to poets, so very lovely,
I never celebrated; it somehow wasn't to be.
I loved to come back home at the break of dawn
And shift my things around in half an hour.
I loved the white windowsill, and also the flower,
The carved faceted glass, and also the water,
And the heavens, greenish-azure in their color--
And that I was a poet and a wicked man.
And when every June came with my birthday again
I'd idolize that holiday, bustling
With verses by friends and congratulations from women,
With crystal laughter, and gay glasses clinking
And the lock of that hair, unique, individual
And that kiss, so entirely inevitable.
But now at home it’s all set up differently;
It's June and I no longer have that homesickness.
In this way, life is teaching me patience,
And turbid, my blood now is stirring this birthday,
And a secret anxiety is tormenting me--
What have I done with my great destiny,
Oh my God, what have I done with me!
25 июня 1939 года
Арсений Тарковский
И страшно умереть, и жаль оставить
Всю шушеру пленительную эту,
Всю чепуху, столь милую поэту,
Которую не удалось прославить
Я так любил домой прийти к рассвету,
И в полчаса все вещи переставить,
Еще любил я белый подоконник,
Цветок и воду, и стакан граненый,
И небосвод голубизны зеленой,
И то, что я — поэт и беззаконник.
А если был июнь и день рожденья
Боготворил я праздник суетливый,
Стихи друзей и женщин поздравленья,
Хрустальный смех и звон стекла счастливый,
И завиток волос неповторимый,
И этот поцелуй неотвратимый
Расставлено все в доме по-другому,
Июнь пришел, я не томлюсь по дому,
В котором жизнь меня терпенью учит
И кровь моя мутится в день рожденья,
И тайная меня тревога мучит,--
Что сделал я с высокою судьбою,
О боже мой, что сделал я с собою!
Arseny Tarkovsky
It's frightening to die, and such a shame to leave
This captivating riffraff that enchants me,
The stuff so dear to poets, so very lovely,
I never celebrated; it somehow wasn't to be.
I loved to come back home at the break of dawn
And shift my things around in half an hour.
I loved the white windowsill, and also the flower,
The carved faceted glass, and also the water,
And the heavens, greenish-azure in their color--
And that I was a poet and a wicked man.
And when every June came with my birthday again
I'd idolize that holiday, bustling
With verses by friends and congratulations from women,
With crystal laughter, and gay glasses clinking
And the lock of that hair, unique, individual
And that kiss, so entirely inevitable.
But now at home it’s all set up differently;
It's June and I no longer have that homesickness.
In this way, life is teaching me patience,
And turbid, my blood now is stirring this birthday,
And a secret anxiety is tormenting me--
What have I done with my great destiny,
Oh my God, what have I done with me!
25 июня 1939 года
Арсений Тарковский
И страшно умереть, и жаль оставить
Всю шушеру пленительную эту,
Всю чепуху, столь милую поэту,
Которую не удалось прославить
Я так любил домой прийти к рассвету,
И в полчаса все вещи переставить,
Еще любил я белый подоконник,
Цветок и воду, и стакан граненый,
И небосвод голубизны зеленой,
И то, что я — поэт и беззаконник.
А если был июнь и день рожденья
Боготворил я праздник суетливый,
Стихи друзей и женщин поздравленья,
Хрустальный смех и звон стекла счастливый,
И завиток волос неповторимый,
И этот поцелуй неотвратимый
Расставлено все в доме по-другому,
Июнь пришел, я не томлюсь по дому,
В котором жизнь меня терпенью учит
И кровь моя мутится в день рожденья,
И тайная меня тревога мучит,--
Что сделал я с высокою судьбою,
О боже мой, что сделал я с собою!
Vladimir Mayakovsky’s Last Poem
Vladimir Mayakovsky's (July 19,1893 – April 14, 1930) final poem before his suicide. The Oka mentioned is a tributary of the Volga.
It's after one. You've likely gone to sleep.
The Milkway streams silver, an Oka through the night.
I don't hurry, I don't need to wake you
Or bother you with lightning telegrams.
Like they say, the incident is cloved.
Love's little boat has crashed on daily life.
We're even, you and I. No need to account
For mutual sorrows, mutual pains and wrongs.
Look: How quiet the world is.
Night cloaks the sky with the tribute of the stars.
At times like these, you can rise, stand, and speak
To history, eternity, and all creation.
Уже второй. Должно быть, ты легла.
В ночи Млечпуть серебряной Окою.
Я не спешу, и молниями телеграмм
мне незачем тебя будить и беспокоить.
Как говорят, инцидент исперчен.
Любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете. И не к чему перечень
взаимных болей, бед и обид.
Ты посмотри, какая в мире тишь.
Ночь обложила небо звездной данью.
В такие вот часы встаешь и говоришь
векам, истории и мирозданью
Vladimir Mayakovsky's (July 19,1893 – April 14, 1930) final poem before his suicide. The Oka mentioned is a tributary of the Volga.
It's after one. You've likely gone to sleep.
The Milkway streams silver, an Oka through the night.
I don't hurry, I don't need to wake you
Or bother you with lightning telegrams.
Like they say, the incident is cloved.
Love's little boat has crashed on daily life.
We're even, you and I. No need to account
For mutual sorrows, mutual pains and wrongs.
Look: How quiet the world is.
Night cloaks the sky with the tribute of the stars.
At times like these, you can rise, stand, and speak
To history, eternity, and all creation.
Уже второй. Должно быть, ты легла.
В ночи Млечпуть серебряной Окою.
Я не спешу, и молниями телеграмм
мне незачем тебя будить и беспокоить.
Как говорят, инцидент исперчен.
Любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете. И не к чему перечень
взаимных болей, бед и обид.
Ты посмотри, какая в мире тишь.
Ночь обложила небо звездной данью.
В такие вот часы встаешь и говоришь
векам, истории и мирозданью
Acrostic poem on the name of
Nikolai Gumilev’s wife, Anna Akhmatova. Translation received honorable
mention in the Compass Award competition on Gumilyev, 2011.
Acrostic
Addis Ababa, city of roses.
Near the bank of transparent streams,
No earthly devas brought you here,
A diamond, amidst gloomy gorges.
Armidin garden … There a pilgrim
Keeps his oath of obscure love
(Mind, we all bow before him),
And the roses cloy, the roses red.
There, full of deceit and venom,
Ogles some gaze into the soul,
Via forests of tall sycamores,
And alleyways of dusky planes.
Акростих
Аддис-Абеба, город роз.
На берегу ручьёв прозрачных,
Небесный див тебя принес,
Алмазной, средь ущелий мрачных.
Армидин сад… Там пилигрим
Хранит обет любви неясной
(Мы все склоняемся пред ним),
А розы душны, розы красны.
Там смотрит в душу чей-то взор,
Отравы полный и обманов,
В садах высоких сикомор,
Аллеях сумрачных платанов.
LARISSA SHMAILO’S work appears in Measure for Measure (Everyman's Library / Penguin Random House), Words for the Wedding (Perigee / Penguin Putnam), and Contemporary Russian Poetry (Dalkey Archive Press). Her poetry collections are #Medusa’s Country (forthcoming from MadHat Press), #specialcharacters (Unlikely Books), In Paran (BlazeVOX [books]), and the chapbooks A Cure for Suicide (Červená Barva Press) and Fib Sequence (Argotist Ebooks). Her poetry CDs are The No-Net World and Exorcism (SongCrew); tracks are available from Spotify, iTunes, Muze, and Amazon. Larissa edited the anthology Twenty-first Century Russian Poetry (Big Bridge Press) and translated Victory over the Sun for the Los Angeles County Museum of Art's celebrated reconstruction of the first Futurist opera; the libretto has been used for productions at Brooklyn Academy of Music, the Smithsonian, and the Garage Museum of Moscow. Shmailo has also been a translator on the Russian Bible for the American Bible Society. Her novel, Patient Women, is now available from Amazon, BN.com, and BlazeVOX [books]. Visit her website at www.larissashmailo.com
Acrostic
Addis Ababa, city of roses.
Near the bank of transparent streams,
No earthly devas brought you here,
A diamond, amidst gloomy gorges.
Armidin garden … There a pilgrim
Keeps his oath of obscure love
(Mind, we all bow before him),
And the roses cloy, the roses red.
There, full of deceit and venom,
Ogles some gaze into the soul,
Via forests of tall sycamores,
And alleyways of dusky planes.
Акростих
Аддис-Абеба, город роз.
На берегу ручьёв прозрачных,
Небесный див тебя принес,
Алмазной, средь ущелий мрачных.
Армидин сад… Там пилигрим
Хранит обет любви неясной
(Мы все склоняемся пред ним),
А розы душны, розы красны.
Там смотрит в душу чей-то взор,
Отравы полный и обманов,
В садах высоких сикомор,
Аллеях сумрачных платанов.
LARISSA SHMAILO’S work appears in Measure for Measure (Everyman's Library / Penguin Random House), Words for the Wedding (Perigee / Penguin Putnam), and Contemporary Russian Poetry (Dalkey Archive Press). Her poetry collections are #Medusa’s Country (forthcoming from MadHat Press), #specialcharacters (Unlikely Books), In Paran (BlazeVOX [books]), and the chapbooks A Cure for Suicide (Červená Barva Press) and Fib Sequence (Argotist Ebooks). Her poetry CDs are The No-Net World and Exorcism (SongCrew); tracks are available from Spotify, iTunes, Muze, and Amazon. Larissa edited the anthology Twenty-first Century Russian Poetry (Big Bridge Press) and translated Victory over the Sun for the Los Angeles County Museum of Art's celebrated reconstruction of the first Futurist opera; the libretto has been used for productions at Brooklyn Academy of Music, the Smithsonian, and the Garage Museum of Moscow. Shmailo has also been a translator on the Russian Bible for the American Bible Society. Her novel, Patient Women, is now available from Amazon, BN.com, and BlazeVOX [books]. Visit her website at www.larissashmailo.com
No comments:
Post a Comment